В голосе Безупречного Питера прозвучала горечь.

– Когда мы искали «Розу Йорков», – проговорил задумчиво Адальбер, – заходили в одно заведение на берегу Темзы, где играли в азартные игры. Оно называлось, если не ошибаюсь, «Красная хризантема».

– Оно и теперь так называется, хотя его предыдущий хозяин покончил с собой, а трупы двух его ближайших помощников нашли на мусорной свалке на Собачьем острове. Надеюсь, нам не туда?

– Маятник показывает не на Собачий остров. Он ведет нас скорее вот сюда, – и Мари-Анжелин показала место на карте.

– Это бывшие владения Потрошителя. Люди до сих пор его боятся, так что селятся здесь последние из последних нищих.

Друзья решили, что Финч поставит автомобиль в самой темной части Бернер-стрит, где как раз нашли одну из жертв монстра. Возможно, днем этот угол и пробуждал нездоровое любопытство, но ночью от него веяло ужасом, как и от любых других мест, где совершались зверские убийства.

– Вы не боитесь призраков, Финч? – поддел его Адальбер.

За время своей болезни он сумел оценить таланты молчаливого Финча, у которого их было не меньше, чем у Теобальда.

Стемнело, и компания принялась готовиться к отъезду. Мэри смотрела на их приготовления с тревогой, она и сама обладала способностями, хотя и не такими явными, как План-Крепен, но ее чувствительность держала ее в постоянном напряжении. Увидев подругу в мужском костюме, она не могла не улыбнуться.

– Надо, чтобы я нарисовала вас в нем! Чтобы повеселить нашу бедную маркизу, она так умна, хоть совсем не медиум.

– Можно быть медиумом, не подозревать, что ты он, и оставаться полным кретином! – отвечала План-Крепен. – Но это уже что-то, если знаешь, с какого конца браться за дело. А вы, пока нас не будет, посмотрите еще раз карты.

– Довольно болтать, нам пора! – проворчал Адальбер.

Все уселись в автомобиль, стоявший в тени памятника. Ночь была сырой, темной, туманной.

– Вы не ответили, Финч! Вы боитесь привидений? – снова взялся за свое Адальбер.

– Здешних не больше, чем живущих в замке Хивер. Тут они скорее жалкие, чем злые, да и живые люди куда страшнее, чем мертвые.

– Так вы верите в привидения?

– Как любой добропорядочный англичанин. Вот и его милость тоже верит.

– Это правда, Питер?

– Конечно. К сожалению, я недостаточно с ними встречался, точнее, никогда. Хотя в замках моего высокородного батюшки живет их с полдюжины. Но меня они мало интересуют. Меня привлекают женские призраки. Разумеется, красавицы. Я бы дорого дал, чтобы полюбоваться Анной Болейн. Подумать только, какой надо было быть женщиной, чтобы заставить развестись короля, поссорить Англию с Римом и перевернуть всю страну с ног на голову, но упрямый осел Астор ни за что на свете не пригласит меня переночевать в замке. Из-за потери своего дурацкого бриллианта он окончательно свихнулся.

– Неужели вы действительно хотите ее видеть? Даже если она держит голову под мышкой? Не думаю, что это красиво.

– А я думаю, что Анна потрясающее привидение! – с чувством отозвался Питер.

Пассажиры разговаривали, Финч вел автомобиль, и надо отдать должное его зоркости, потому что чем ближе они подъезжали к Ист-Энду, тем гуще становился туман: завеса с бледными пятнами фонарей. Добросовестный шофер не мог не заволноваться, хотя и не забыл дома компас.

– Не хватало нам заблудиться, – пробормотал он себе под нос.

– Успокойтесь, мы едем в правильном направлении, – сообщила План-Крепен, достав маятник, который она держала… в лифчике.

– Вы взяли его с собой? Не боитесь, что его украдут? – забеспокоился Питер.

– У меня есть надежное место для хранения, – отозвалась Мари-Анжелин. – А вот золотой портсигар Альдо я заменила его маленькой фотографией.

По счастью, как только они переехали через канал, туман стал редеть. Но зато ударила в нос вонь от старых дубильных чанов.

– Мы на месте, – радостно сообщил Финч. – Возвращайтесь на Бернер-стрит, она пустынна, если не считать бездомных кошек.

Он поставил автомобиль в темном углу, где его невозможно было заметить, троица сняла плащи, и План-Крепен провела маятником по фотографии.

– Вот сюда, – сказала она, указывая на проход, темневший между двумя полуразрушенными лачугами.

Посоветовав Финчу соблюдать осторожность, друзья двинулись к более людным местам. Да еще каким людным! За исключением мест, где пролилась кровь несчастных жертв Потрошителя, Уайтчепел ночью жил такой же полной жизнью, как днем. Обитатели трущоб сбивались в кучи, словно надеялись, что в толпе удар судьбы их обойдет.

Кое-где еще виднелись ленты тумана, от реки тянуло пронзительной сыростью. Друзья пожалели о своих плащах, но на войне как на войне: здесь все ежились от холода. Впереди кто-то дрался, но никто и внимания не обращал на них, и к побитому тоже никто не подошел. Бедняга встал на ноги, из носа у него текла кровь, и, сыпля проклятиями, он направился к тускло освещенному трактиру, местному «Ритцу».

– Зайдем и мы! – шепнул юный Уолси Мари-Анжелин. – Он где-то недалеко.

Сердце у нее колотилось как ненормальное, и, переступая порог, женщина едва не растянулась.

– Первым я, – сквозь зубы сказал Адальбер, оглядел зал и поздоровался.

– Привет честной компании.

«Честная компания» выглядела жалко, но и вошедшие были не лучше. Они уселись за стол, выложили несколько пенни и получили по кружке жидкого пива. План-Крепен вспомнила о горячем шоколаде и поморщилась. Она заметила жадный взгляд какого-то паренька, брошенный на ее кружку, и подвинула ему пиво.

– Давай пей, мне чего-то расхотелось. Я бы выпил лучше кипяточку.

– Так бы и сказал, – проворчал хозяин. – Только кипяточек, он тоже денег стоит.

– Да ладно! – буркнул Адальбер и бросил на грязную стойку несколько монет. – Дай ему, чего просит, и точка. Погода из рук вон скверная.

– Для нас она каждый вечер такая.

Мужчины разговаривали с хозяином, а Мари-Анжелин, которую перекрестили в Марка, завела разговор с пареньком, получившим ее кружку пива. Он говорил с акцентом Центральной Европы, и ему было лет восемнадцать, не больше.

– Чего застрял в этой гнилой дыре? У тебя вся жизнь впереди.

– А куда идти-то? У меня никого!

– Поезжай в деревню. Ты, может, худой, но крепкий. Найдешь место на ферме, будешь хотя бы есть досыта.

– Сюда попадешь, не вырвешься. Ходишь в лохмотьях, живешь в нищете. А если, – тут он понизил голос до шепота, – с бандой свяжешься, то вообще хана. Они жуть какие жестокие. Им наплевать, одним покойником меньше, одним больше. Вон парень, с которым расправились этой ночью, узнал, что почем, на своей шкуре.

– Какой парень? – спросила Мари-Анжелин, и сердце у нее ёкнуло.

– Странный такой дядек, бродит тут уже несколько дней. Больно вежливый и говорит как-то не по-людски. Ну, ребята и решили, что шпик. Отправили куда подальше. Я видел, как его сажали в лодку, а куда отправили, неизвестно. Но заметь, могли бы и убить. Но с полицией неохота связываться, работать лучше в перчатках. А то разозлишь, и разберутся по понятиям.

«Марк» страдальчески взглянул на Адальбера, и тот спросил паренька:

– А на вид какой был дядек?

– Да как сказать? Наверно, высокий, если б не горбился. И не очень-то молодой. Весь зарос волосами, борода, усы. И глаза странные, то одного цвета, то другого. От болезни, должно быть.

– И какого же цвета?

– Серые и зеленые.

– Не много ли вопросов? – одернул Питер друзей.

И вовремя. Хозяин заинтересовался ими больше, чем следует, но сначала напустился на паренька:

– Не лезь не в свое дело! Чего язык распустил! А вы пиво выпили и выметайтесь. Тебе, остроносый, здесь вообще делать нечего. Слишком уж ты любознательный! Прям как баба!

– Скажешь тоже, – встрепенулась План-Крепен. – А для чего сюда народ ходит? Стаканчик выпить и поговорить. А так бы все из Темзы пили. А здесь с людьми интересно!

– Может, оно и так, но вы мне глаза намозолили. Шагайте отсюда. А ты, Слобод, не спеши. У меня к тебе будет разговор.