Новые сведения с большим трудом доходили до леди Авы.
– И где же находится второй бриллиант? – наконец спросила она.
– В Германии, я думаю. Но если честно, понятия не имею. Я вообще о нем больше ничего не знаю.
– И он также называется «Санси»?
– Да, потому что в конце шестнадцатого века он тоже находился в коллекции сеньор де Санси. Кроме того, у двух бриллиантов есть и еще кое-что общее: впоследствии они оба находились в сокровищнице Французской Короны.
Леди Ава продолжала сомневаться в словах юноши и нашла новый довод:
– Если бы это было правдой, «Прекрасный Санси» кто-нибудь бы нарисовал! Появился бы какой-нибудь портрет принцессы или королевы…
– Он есть! – уверенно заявил молодой человек. – Жена Генриха IV, Мария де Медичи, которая с ума сходила по драгоценностям, купила его в тысяча шестьсот четвертом году за двадцать тысяч золотых экю, а стоил он вдвое больше, и после коронации в тысяча шестьсот десятом украсила им свою корону, что удостоверяет ее портрет художника Пурбуса. Бриллиант принес королеве счастье, в ближайшие дни ее супруг Генрих погиб от кинжала Равальяка, и она оставалась регентшей до совершеннолетия своего сына, Людовика XIII. Правда, поставив над собой отвратительного Кончини.
– Питер – истинный кладезь знаний, – не могла не восхититься Лиза. – Мне хотелось бы познакомить его с Альдо, тем более что, похоже, леди Ава не самая любимая его женщина. И чем же закончился разговор у портрета?
– Тем же, чем и кончаются все разговоры с леди Риблсдэйл: она, передернув плечами, повернулась к юноше спиной и удалилась с выставки. А что касается Питера… То, кажется, он как раз к нам и пожаловал! И ты сейчас с ним сама познакомишься.
– Нет, я сегодня не в настроении. Мне надо как следует подумать. Мы познакомимся как-нибудь в другой раз. А пока постарайся узнать у него побольше о втором «Санси».
Мэри удивленно взглянула на подругу:
– Ты жена Альдо Морозини, у которого два года работала секретаршей! Ты дочь знаменитого коллекционера Кледермана! Ты должна знать о несчастном «Санси» больше, чем я и Питер вместе взятые.
– Как видишь, не знаю. Я никогда не разделяла – и не понимала! – страсти моих мужчин к этим блестящим камешкам, из-за которых они скачут как сумасшедшие с одного конца планеты на другой, не зная, чем дело кончится. Мне всегда были по душе старинные лампы или комоды.
– Только не говори мне, что не любишь драгоценностей!
– Люблю, но свои, которые сделаны специально для меня. Альдо прекрасно знает, что меня приводит в ужас одна лишь мысль о старинном украшении на шее. Они все в крови! Ему на мне они тоже не нравятся.
Лиза поспешила встать и вышла из комнаты. Не прошло и минуты, как Тимоти ввел в гостиную молодого Уолси. Он поздоровался с хозяйкой, обежал взглядом комнату и вновь вставил в глаз упавший монокль.
– Уж не я ли заставил бежать вашу очаровательную подругу? – осведомился он, удобно устраиваясь в кресле, но не забыв проследить за безупречностью складки на брюках.
– Что за очаровательная подруга?
– Она сопровождала вас на вернисаж в Королевскую академию. Я бы очень хотел, чтобы вы ей меня представили.
– Почему вдруг?
– Не знаю. Она кого-то мне напоминает.
– Подумать только! Вам надо было подойти к нам до вашего ристалища с незабываемой Авой. Но Мина…
– Ее зовут Мина?
– Мина ван Зельден. Она…
– Голландка?
– Нет, швейцарка. И предупреждая вопросы, которые, я чувствую, вот-вот сорвутся с вашего языка, скажу вам сразу, что она укрылась под моим кровом, пережив мучительное испытание…
– Увы, таковы испытания! Вы, например, когда-нибудь переживали не мучительные?
Миловидное личико Мэри неожиданно вспыхнуло:
– Питер, друг мой, если вы намерены продолжать допрос, мы с вами выпьем за дружбу и распрощаемся.
Питер изобразил страшное огорчение:
– Неужели вы готовы со мной распрощаться?
– Не сомневайтесь. Но пусть виски послужит доброму делу. Пока вы еще не ушли, расскажите мне о «Прекрасном Санси», историю о котором вы достали, как маг, из воздуха и о котором завтра будут говорить во всех газетах. Откуда он появился?
– Из рук самой госпожи Истории, дорогая Мэри. Вы знаете мою страсть к этой даме. Но на углубленные поиски меня подвигла невероятная судьба бедного господина Морозини, изумительного эксперта, превратившегося в вора. Здесь есть о чем подумать.
– И вы поверили в превращение? – с невольной угрозой в голосе спросила художница.
– Зная, что вы крестная его дочери, а я ваш друг и поклонник вашего таланта? Да нет, я же не сумасшедший. Но вернемся к «Санси» – большому, прекрасному, и всем остальным камням с названиями и без названий.
– Вы хотите сказать, что есть еще и другие «Санси»?
– Те, что изначально принадлежали Николя де Арлэ, носят его имя, даже если входили в коллекцию Мазарини, состоящую из столь же замечательных восемнадцати бриллиантов, получивших впоследствии по вполне понятной причине название «мазаренов». Однако вернемся к «Санси», который так взволновал публику на вернисаже, за что я прошу у вас прощения.
– Вы сказали, что камень принадлежал Марии де Медичи, а значит, был из украшений Французской Короны.
– Ничего подобного! Он был подарен лично этой мало привлекательной женщине. После того как она довела Францию чуть ли не до разорения и была изгнана своим сыном Людовиком XIII, бриллиант ненадолго исчез. Она умерла в тысяча шестьсот сорок втором году в Кёльне почти в нищете, несмотря на то что увезла с собой истинные сокровища. «Прекрасный Санси» был продан Фредерику-Генриху Оранскому Нассау, штатгальтеру Голландии, и на протяжении шестидесяти лет оставался у его потомков. В тысяча семьсот втором году его унаследовал курфюрст Бранденбурга Фридрих III Гогенцоллерн, коронованный в тысяча семьсот первом году первым королем Пруссии под именем Фридриха I. С тех пор и до отречения императора Вильгельма II бриллиант оставался в сокровищнице прусской короны.
– А где он теперь?
– Признаюсь честно, не знаю, и это меня огорчает. Но я предполагаю, что он все-таки где-то в Германии, в одном из старинных замков, а может, в каком-либо из императорских дворцов. Ведь фамилия не угасла, вы знаете?
Ответа не последовало, и Питер воспользовался молчанием, чтобы выпить свой виски. Мэри тут же налила ему еще полстаканчика в благодарность за лекцию.
– Из-за вашего столкновения с несносной леди польются потоки чернил. Думаю, вы это понимаете? – заметила Мэри.
– Я на это надеюсь. Терпеть не могу леди Аву. Ее самоуверенность и глупость в соединении со злостью, которой она не скрывает, претят мне. А вот леди Нэнси я люблю. Она истинная гранд-дама и носит свой великолепный бриллиант с тем изяществом и благородством, какие камень заслуживает. Кстати, должен сказать, что ваш портрет настоящее чудо…
– Вернемся в последний раз к «Санси», который я буду называть «Санси Второй». Как случилось, что вы так и не узнали, где он? Германия велика, но есть ли что-нибудь большее, чем ваше любопытство?
– Не так велика, как опасна. Вы что-нибудь слышали о человеке по фамилии Гитлер?
– Слышала? Да весь мир слышит его злобный лай!
– В общем, лично меня интересует не розовый бриллиант, а участь камня леди Нэнси. Морозини тут ни при чем, это ясно. Но вот кто?.. А вам я хочу сказать, что вы не могли бы написать столь проникновенный портрет, если бы во время сеансов не изучили всерьез леди Нэнси, так?
– Думаю, да. И что же?
– Как могла эта умная женщина дать обвести себя вокруг пальца какому-то мошеннику, выдавшему себя за красавца Альдо? Он хорошо известен, и я не думаю, что на свете существует его точная копия.
– Тут нет загадки. Как раз в это время заседала палата общин, и леди Нэнси не было в замке Хивер. Принимал мошенника ее муж и поддался на обман. На него подействовало имя. Подумать только, зять его близкого друга Кледермана, знаменитый эксперт, стоит у порога его дома, нуждается в гостеприимстве! Он думал только об этом. Прибавлю в скобках, что лорд никогда не отличался острым умом. Лучшее его деяние – это любовь к Нэнси, женитьба на ней и подаренный ей бриллиант. Замечательный дар любви, вы не находите?